Силивра Игорь: Игра в Бога
Силивра Игорь
Игра в бога
Монорельсовый поезд, пыхтя паром, тянул прочь от причальной башни десять аккуратных вагончиков. Город, дыша дымом и паром, перемалывал в своей круговерти маленьких людей, за спиной осталась громада цеппелина, впечатляя своей неповоротливой силой. Андрей вытащил из кармана сюртука луковицу часов и открыл позолоченную крышку. Часы были его гордостью подаренные некогда отцом они стали своеобразным символом успешного будущего и были, к сожалению, чуть ли не единственной вещью, оставшейся в наследство от родителей. Кроме рук, головы и образования, конечно. Впрочем, он не жаловался.
— Молодой человек. Не подскажете, который час? — Послышался голос из-за спины.
— Половина пятого, — автоматически ответил юноша, а затем вернулся на знакомый голос, — Сержант?
— Студент? Ты? Сколько лет! Вот не думал, что получится встретиться. После всего, что было. Сколько это прошло? Лет пять? Как ты, какими судьбами?
— Да вот, только что прилетел в столицу, по работе
— Вот как. А я работаю. После той истории в армии оставаться не мог, отправили по инвалидности, — тот, кого назвали Сержантом, кивнул на протез правой руки.
— Простите, я не хотел …
Оба на мгновение погрузились в воспоминания. Поезд стрелой летел …
— И тут полицейский на меня смотрит таким пронзительным взглядом, будто у меня нет пропуска!
— А ты?
— А я на него так, словно он у меня есть!
Вагон дружно заржал. За окном проносились поля и города: поезд мчался со скоростью более ста километров в час, выбрасывая из трубы паровоза столб дыма и пыхтя паром.
— Эй, студент, крикнул через пол вагона Малой, — что, опять задумался?
Малой — добродушный хлоп немалого размера, кровь с молоком, получил свое прозвище после того, как стала известна его попытка поработать перед призывом в армию. Парнишка с Винничины двух с лишним метров роста не попал под весенний призыв и за оставшееся до осени решил подзаработать на подарок любимой: нанялся на какую-то из шахт Донбасса. Мастер, которому подбросили такого рабочего, сперва поморщился: ну возьми этого мальчика под землю, а дальше что? Работать за полгода не научится, только смотри за ним, чтобы и сам не покалечился и беды какой не натворил. Выработка не то, чтобы сильно упадет, но … И вообще — над таким добродушно-наивным парнем грех не пошутить. Отвел его на задний двор шахты, дал в руки понедельник 1 и сказал: «Ты, наверное, и не знаешь, как у нас уголь добывается. То слушай и мотай на ус: вот здесь, под нами проходит угольный пласт, там наша участок. Ты, как самый сильный, бьет понедельником по земле, уголь там внизу осыпается, и мы его собираем. Только смотри никому не рассказывай, это новейший способ, именно благодаря нему наше государство лидирует в мире. Сам знаешь: уголь — наше все «. И вот парень начал лупить молотом по земле, а бригада тем временем выполняет норму и вместо него. Неделю лупит, две. А однажды той дорогой шел директор шахты. Как такой человек стал директором то, наверное, отдельная история, но директор тот был от угольного дела далеким. Идет себе, смотрит — здоровый молодой парень вовсю стучит по земле пудовым молотом. День прошел мимо, второй. Потом подошел и расспросил, что к чему. Парнишка смутился, но потом решил, что такой уважаемый человек как директор уж точно имеет допуск к государственной тайне добычи угля и искренне все ему рассказал.
И вот, в конце месяца мастер участка, получив табель удивлением заметил, что у его нового работника зарплата почти в полтора раза выше его, мастеровой. Там, на Донбассе, народ простой, если и не открывает кабинеты начальства ногами ежедневно, то через день — точно. И вот интересуется мастер у директора на очередном совещании: а чего это молодой работяга, совсем без опыта работы получает такую высокую зарплату? Ну и слышит в ответ: «Знаете, мы несколько пересмотрели отношение к работникам. Этот малый здесь наверху за вас всю работу выполняет, а вы там внизу только собираете уголь, — так что не удивляйтесь, что зарабатывает он больше. Все, тема закрыта «.
Так и получал Малой невероятно высокую плату вплоть до осени, подарил своей девушке красные сапожки и устроил знатную гулянку, когда забрили в солдаты. А потом эта история стала известной — и прозвище прилипло.
— Слышь, студент, что расскажешь? — Повторил он вопрос к солдату, всё время молча сидящему у окна. — А ну рассмеши народ ученой шуткой!
Студент — а в действительности рядовой Андрей Кравчик, — получил прозвище за озвучено то желание поступить в КПИ, даже ходил на подготовке курсы откуда его и забрили в солдаты.
— А и рассмешу! Сначала простым, а затем ученым. Ладно? — Андрей не обижался на кличку, она даже льстило ему. Особенно, если сравнить с альтернативами. — С чего начать?
— Но все равно, роща давай, говори уже!
— Переговариваются двое офицериков-авиаторов, только что из училища: «Смотри, какую страшную мордяку на цеппелине нарисовали! С ней и бомб не надо!» — «Тихо! Это пан полковник из иллюминатора высунулся!»
— Ха-ха-ха, — крикнул по какой момент вагон! — Давай второй!
— А второй такой — какого это уже третья эскадра стратбомберив обгоняет нас на север? Ну хорошо: нас везут, пусть передислокация, а их куда гонят? С кем там воевать, не с Литвой же! Там же и границы практически нет. Да и в Унии как будто тихо.
— Ты о чем? — Скривился Малой.
— А о том, что как бы чего не случилось там. Никто не сказал куда мы едем, подняли и потащили на север. И цеппелины туда же десятками летят. И ведь каждый из них имеет до трех тысяч километров хода и чуть не десять тонн бомб. Куда? Киев мы вон обходим, а дальше?
В вагоне воцарилась тишина. Эх, умеет Студент сказать нечто такое, что собьет весь настрой. Однако долго гадать им не пришлось: менее чем через полчаса поезд доехал до Припяти и остановился. Но задолго до того солдаты увидели затянутый дымом горизонт, туда и направлялись эскадра за эскадрой цеппелины.
Они оставили монорельс на бульваре Шевченко, за две остановки до Крещатика.
— Теперь направо. Здесь есть прекрасный ресторан, дорого правда, но никаких новомодных сублимированных продуктов, все настоящее. У них не ледник даже, а свой холодильник. И пиво изрядно. Настоящее «Золотые Ворота», в столице такого больше не найдешь.
— Э …
— Не беспокойся о деньгах. Ты мне, как-никак, спас жизнь. А рука, — клешня-протез на месте правой с шипением и щелчком сомкнулась и разомкнулась, — Видишь, какую руку мне наши мастера сделали?
— А как она движется?
— Пневматика. Что-то такое делают для глубоководных скафандров. Так говорит один из моих друзей … правда он перед этим обычно сильно принимает, то не уверен, что смогу передать все правильно, — Сержант кривовато улыбнулся и тихо добавил, — какая уж есть.
Долго ждать официанта не пришлось и вскоре перед сослуживцами оказались по паре бокалов пива и тарель с раками. В полутемном зале тихо шипели желтоватые, стилизованные под старину, газовые светильники.
— Все-таки желтый свет — оно как-то приятнее, не люблю эти новые, ярко-белые лампы, — кивнул Сержант, — ну давай, за встречу!
Выпили. Помолчали. Повторили.
-Где ты сейчас? Выучился, как хотел?
-Выучился, теперь работаю.
-Поздравляю. Ты всегда выглядел перспективно.
-А вы?
— Я — в полиции. Старший детектив. Не сержант. капитан, кстати. И рука не мешает. Даже добавляет, так сказать, авторитета.
-Опять это, «так сказать»
— И ты вспомнил?
— Вспомнил.
Тогда их не бросили на прочесывание выжженной территории, а собрали в отдельном лагере. Колонна бронеходов и белые халаты ученых. И тут он, в пенсне. Он говорил, говорил, его речь журчала, словно река …
— Позвольте сказать, товарищи солдаты, — продолжал профессор, поправляя пенсне и жестикулируя руками. — Простите, за то, что попали в такую ситуацию, но увы …
— Господин профессор, — перебил его сержант, — с этими болванами не следует так говорить.
— А как?
— Чота[1]! Слушай сюда! Что вы так собрались своими и курит, как дети малые? Выбросить сигареты и слушать профессора. А я буду смотреть на вас. Понятно, сынки?
— Так точно-гав-гав-гав, — дружно грянула чота.
— Вот теперь рассказывайте.
— Понимаете, панове солдаты, все началось с того, что мы решили подумать о том времени, когда в шахтах закончится уголь. Как вы знаете, угля образовалось в результате отмирания растительности и при определенных специфических условиях. Не буду вдаваться в подробности, но одному из ученых удалось воссоздать этот процесс на более совершенном уровне. Используя, так сказать, работы пана Дарвина, пана Мичурина и … Ну да не важно. К сожалению Академия Наук не сразу оценила должным образом работы этого господина, предложив ему, как бы это сказать, несколько ускорить цикл развития этих «ве-растений». Их древесина по энергетической ценности может не уступать углю, но проблема воспроизводимости … Нормальный человек так бы не взялась решать эту проблему. Поэтому попробуйте представить. Биоформа ускоренного цикла существования, бесспорно что-то он взял от грибницы, это крайне интересная работа …
— Пане профессор, — вмешался сержант, — солдатам это нужно знать для выполнения задачи?
— В какой мере да, позвольте я продолжу. К сожалению эксперимент оказался слишком удачным и, так сказать, вышел из-под контроля. Ускоренный цикл воспроизводимости ве-растений … впрочем, это лучше видеть.
Тут подошел тот что помоложе, тоже в белом халате.
— Все готово, пан профессор. Можно показывать.
— Ну тогда, наверное, покажем. Лучше, так сказать, раз увидеть, чем сто раз … Пан сержант, сейчас сюда из кухни принесут тушу барана. Пусть солдаты направят огнеметы на нее, а остальные отойдут и смотрят внимательно.
Когда принесли на металлическом подносе тушу, профессор откупорил стеклянную пробирку, которую ему подал лаборант и что-то высыпал на поднос. Уже через несколько минут из туши проклюнулись ростки, зазеленели и начали активно на глазах расти, оплетая то, что было мясом.
— Огонь, — скомандовал сержант. Когда пламя охватило растение он вернулся к солдатам в пристально на них посмотрел: — Ну что, балбесы, поняли? Кто нет, то объясню. Пан профессор хочет сказать, что если семена попадут вам на задницу, то в станете дубами не в переносном смысле, а в прямом. И если вы даже не почувствуете разницы, то армия потеряет те средства, которые вложила в вас. А если такое произойдет, то каждый дуб иметь дело лично со мной. Ясно?
— Так точно, товарищ сержант!
— То-то. Продолжайте, пан профессор.
— Когда эксперимент вышел из-под контроля мы, к счастью, успели эвакуировать почти все гражданское население из зараженной зоны. Продолжительность жизненного цикла ве-растений составляет трое суток. Это значит, что первая генерация послезавтра утром даст свои, так сказать, плоды и разнесет ветром. Поэтому мы обратились к армии за помощью.
— Так вот балбесы, — перебил сержант, — стратбомберы уже второй день заливают все огнем. В теории сейчас там должен остаться только пепел. А чтобы это проверить пройдут солдаты, вызывая огнеметчиков спалить всё, что еще не стало пеплом. Наша же чота имеет особое задание: проникнуть в лабораторию, вынести определенные материалы, после этого саперы взорвут и выжгут остальное. Лабораторию не бомбили, поэтому вам и было продемонстрировано что случится с рассеянными. К месту нас довезут бронеходами, а дальше — уже наша работа. Полчаса на сборы. Разойдись!
Двое в ресторане, кабинка.
— Ты впервые в столице? — Спросил Сержант, наслаждаясь пивом.
— Да, только начал работать. Меня послали …
— Ох, молодой. Все тебя посылают, — ха-ха-ха! — А почему не поездом?
— Да наши нахомутали в программе. Меня послали отдуваться и исправлять.
— Верно. Если делу в любом случае гаплык — то пошли того, чьей репутации это не повредит. Тебе когда?
— Завтра утром. Но еще поселиться надо.
— Переночуй у меня! А пока … официант! Официант!
Официант медленно направился …
К лаборатории приближались медленно и осторожно, выбрасывая облака пара и перемалывая гусеницами пепел. Позади остались густые цепы солдат, прочесывающие сгарище, проверяя, не осталось хоть чего-то живого. Впереди — клубы черного дыма: пирогелевые и напалмовые бомбы выжигают землю, оставляя пепелище, на котором ничего не будет расти еще десятки лет. Армады стратегических бомбардировщиков взяли в огненное кольцо десятикилометровую зону вокруг Чернобыля, постепенно выжигая все — и не по одному разу. «Сообщество хасидов, облюбовавшее город в конце прошлого века должно быть довольно, они любят когда много огня, — подумалось Студенту. — А вообще хорошо еще, что пришлось эвакуировать от силы десять тысяч, а не в десятки раз больше ».
Колонна начала углубляться в облака дыма, и солдатам пришлось одеть противогазы. Только в этот момент, наблюдая одинаковые фигуры бойцов Студент понял, что все это — на самом деле.
— Остановка, — из-под маски противогаза голос сержанта казался глухим и далеким, — Пошли вперед, городов здесь один. Водитель говорит, что дорога завалена, нужно ее расчистить. Исследуйте что здесь к чему. Напоминаю: ничего не трогать открытыми руками, проверьте герметичность костюмов. Осторожно, сукины дети! Сынки, я не для того с вами нянчился, чтобы кто-то стал дубом, ясно это?
— Ясно, — последовал глухай ответ.
— Не слышу!
— Так точно, товарищ сержант!
— О да лучше. Пошли. Противогазы не снимать. Пошел, пошел, пошел!
Дым превратил день в сумерки, а вонь ощущалась даже в противогазах. Бомбардировка превратило город в руины, кое горело и плавилось даже камни. Дорогу перегородили руины водонапорной башни, а по ту сторону площади маячила почти невредимое здание бывшего доминиканского монастыря. На его фоне клубы белого пара и дыма, извергаемые бронеходами, казались нереальными, а солдаты в уродливых резиновых комбинезонах и противогазах выглядели как пришельцы из ада. Саперы взялись расчищать дорогу, раз за разом поливая подозрительные места из огнеметов.
— Студент, Малой — за мной, — скомандовал сержант, — осмотрим собор. Остальные помогайте саперам.
Подхватив ранцы огнеметов, троица направилась к старой готической постройке. Вблизи она уже не казалась неповрежденной: хотя основная конструкция и выдержала напор пламени, все вокруг было сожжено и не по одному разу.
— Ребята, идите сюда, тихо, — непривычно спокойно сказал сержант. — Что скажете об этой задаче?
— Товарищ сержант …
— Давай без официоза, Студент. Ты ведь уже думал над этим.
— Думал и не раз. Яйцеголовые здорово лажанулись и испугались. Здесь все более-менее ясно. А вот с нашей задачей не все чисто.
— Рассказывай.
— Нам дали якобы чрезвычайно важную задача, но почему нам? Обычным солдатикам, а не спецназу или еще кому? Вообще — почему солдатам, почему те же яйцеголовые сами сюда не пришли?
— Может боятся?
— А фигу, боятся. Нет, тут нечто другое. Что мы можем такое, что не могут другие?
— Мы можем не вернуться, — внезапно произнес Малой, — нас не жалко.
— И ты догадался, — кивнул сержант, — учись, студент. Там-то такое, о чем нас не предупредили. Или о чем сами не знают. Поэтому мы будем не просто осторожны — а крайне осторожны. И еще … что бы мы там не нашли — нам главное вернуться. Поэтому … если я внезапно отдам команды, несколько противоречащих приказу, знайте: я рассчитываю на вашу поддержку.
— Так точно, — хором ответили солдаты.
— Панове, прошу прощения, но мы будем закрываться. Однако у нас работает ночной зал, если господа желают перебазироваться.
— Перебазироваться? Эх .. Знаешь, пошли домой, там договорим.
— Далеко ехать?
— Монорельс до конца линии, а там близко. Преимущество работы детектива: легко добираться, мэрия обеспечивает. А не то бы …
— Да, Киев — большой город.
Гигантские корпуса лаборатории свободно расположились недалеко за городом. Циклопические сооружения были частично разрушены, будто разорванные изнутри, оттуда время от времени все еще вырывались языки пламени.
— Все готовы? Проверьте костюмы еще раз! Находим профессора или то, что от него осталось, документы, пакуем все в цинки и грузим в машины. Котлы держать под давлением, долго мы здесь не останемся. Заканчиваем — и обратно. Дальше работа саперов. Пошли!
Солдаты покинули машины у главных ворот и теперь осторожно пробирались в административные корпуса. Серо-черный пепел засыпал все вокруг.
— Куда дальше? — Спросил сержант ученого, сопровождающего солдат.
— Погодите, сориентируюсь. Нельзя снять эту маску? Тяжело дышать и ничего не видно.
— Можете снять. Но я бы не советовал, задохнетесь.
— Думаете? Считаете, тут много хуже, чем в городе, где дымят тысячи труб?
— Трясця тебе в печенку, философ, — выругался сержант и продолжил чеканя каждое слово: Что. Нам. Дальше. Делать.
— Значит к производственному корпусу идти, вижу, нечего. Весь объем ве-растений горит, там мы ничего не найдем. Кого-то из авиаторов угораздило развалить здание.
— Не думаю, что это они. Присмотритесь к разлому — купол словно разорвали изнутри.
— Гм … может быть. Все равно туда незачем идти. Кстати, нам обещали, что саму лабораторию не будут бомбить, а тут все горит.
— Мы не знаем, что случилось. Может ветер занес какой дирижабль может наводчик неверно сориентировался. Может что-то еще. Если он горит, то мы можем возвращаться?
— Нет, материалы, которые нас интересуют — в административном корпусе, это налево. Кажется.
Сержант снова выругался.
— А черт! Там же все опутано этой гадостью! Пошли, только осторожно, без приказа — ни шагу!
Административной корпус затянуло зелено-коричневой массой. Солдаты только теперь вблизи увидели причину всей суматохи — те самые ве-растения. Они опутали все здание настолько плотно, что двери не открывались. Но когда один из солдат поднял огнемет, ученый с криком бросился к нему, требуя остановиться.
— Что такое?
— Эти растения, если судить по их виду, уже прошли свой жизненный цикл, разбрасывали семена, они уже не должны быть опасными. Но если вы их зажжете, то сгорит все так же, как производственном корпусе. Абсолютно все! А единственные копии журналов эксперимента могут быть только там.
— Так говорите, что сами эти твари уже разбросали семена. А куда?
— Гм. Вокруг. То есть если кто наступит?
— Нет, ничего не должно. Кажется. Но будем осторожны.
— Нет! Мы не будем осторожны, мы туда не пойдем! У меня приказ вас сопровождать, а не таскать вам каштаны из огня!
— Послушайте!
— Это вы послушайте! Если хотите — возвращайтесь назад, мы с удовольствием вас туда отвезем! И получим новый приказ! А теперь никто и шага туда не ступит!
— Так вы отказываетесь сотрудничать?
— Вы, уважаемый, не входите в мою вертикаль командования!
Ученый нахмурился, вытащил из сумки толстый пакет с гербовыми печатями и молча сунул сержанту. Тот открыл, прочитал, минуту постоял неподвижно, потом глухо сказал.
— А чтобы вас … Ребята, несите топоры. Нам внутрь!
— А там что? — Обратился к яйцеголовой Студент, показывая на соседнее здание.
— Там склад. Подсобки. Такое. Можно и не идти даже, ничего интересного для нас нет там. Нам прямо.
Когда они, поддерживая друг друга, вышли из вагончика, Сержант вдруг тихо, совсем трезвым голосом спросил:
— Тебя особисты после того допрашивали?
— Я молчал. Никто не знает.
— И правильно. — И уже громко, пьяно, — нам направо, здесь метров сто. Сюда, здесь поверните …
— Товарищ сержант. Здесь, за поворотом, справа. Видите? Здесь кажется к нам кто был.
— Спятил ты, что ли? Никто кроме нас здесь быть не мог, как только сообщение пришло в столицу — нас и направили. Самым быстрым поездом, а потом машинами.
— Там следы. И мебель … будто кто рылся в них.
— Показывай.
— Вот, след. Там есть еще один. Свежие. Дверь — полуприоткрытая.
— Может кто-то из местных то воровал?
— Нет, смотрите. Следы идут поверх пепла, значит все уже выгорело здесь. И там, внутри.
— Что? Гм. Сломанная мебель. Получается, что кто-то совсем недавно здесь побывал, поломал мебель в подсобном помещении и ушел? Я сдурел?
— Так точно!
— Не юродствует, Студент. Значит так. Мы ничего здесь не видели. Наша задача — помогать тому яйцеголовому. А он сказал, что здесь ничего нет. Вот и молчи. Следов никто не видел кроме тебя? Сотри и забудь. Пошли бумаги выносить.
— Сержант … скажите мне. Я виноват? Мне все это снится.
— Нет, парень, ты не виноват. То глупая случайность и семена той твари, что попали на Малого, когда мы вытаскивали последний ящик. Я бросился его спасать, а та гадость перекинулась на меня. Ты же сам знаешь …
— Не знаю … может бы врачи …
— Да ничего бы те коновалы не сделали!
— Вы катались по кузову бронехода, а Малого покрывало то зеленое кружево и он так кричал!
— Слушай сюда, Студент. Если бы ты не отрубил мне руку — через минуту я бы тоже стал зеленым и меня бы сожгли из огнеметов, как Малого. Ты меня спас. И больше ничего не мог сделать. Ничего. Запомнил?
— Да.
— Вот и замяли. Расскажи, что было дальше, я со полгода пролежал в госпитале.
— Особисты нас мурыжили недели две, а потом отправили на дембель досрочно. Бросили по медальке.
— Они спрашивали? Необычного?
— Нет. Только о задании. Что видели, что выносили, не заглядывали ли в документы. Много о Малом спрашивали. Такое впечатление, они жалели, что его сожгли там.
— Твари. Может и жалели. Кто знает. А те разработки положили под сукно: я так понимаю, уголь дешевле и безопаснее. Пока. Пока его много.
— Вы, наверное, не слышали, о чем бормотал тот, в белом халате, нас сопровождал, а вот мне его слова не идут из головы. Он тогда совсем с ума сошел. Тело Малого побоялись взять с собой, оставили позади …
Позади осталось сожженое, скукоженое тело солдата, Студент держал сержанта, двое других поддерживали яйцеголовых, монотонно-то повторял, раскачиваясь в такт движению.
— Что он там бормочет? Какие еще три дня?
— Священное Писание цитирует. «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так.
И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день третий».
— К чему это?
— Они здесь играли в Бога. На третьем дне была создана растительность, человека Бог создал на шестой день. По образу и подобию. Через три дня. Когда они играли с растениями, это закончилось огнем.
— Балбесы.
Наутро они разошлись. Сержант ушел на работу, Студент — в институт.
Вчерашняя беседа будто затирка в памяти те события пятилетней давности. Прошлом — прошлое. Глядя в небо на громадину пассажирского цеппелина, юноша вдруг сформулировал то, что мучило его все это время. «Играть в Бога».
Детектив об этом не думал. Большой город всегда найдет как загрузить работой человека его профессии. Но профессиональная память записала эти слова — и положила на дальнюю полку. До времени.
[1] взвод
Комментарии
Еще нет ни одного комментария. Будь первым!